Первое, с чем сталкивается читатель, — лавина критики сложившейся образовательной системы в сфере английского языка. Удар под дых от Бессарабовой получили почти все: школьные уроки, групповые занятия для детей и взрослых, экспресс-курсы, носители языка, которые решили стать репетиторами… И велико было бы желание закрыть книгу, в которой с таким азартом и иной раз очень жестко критикуются привычные большинству изучающих язык практики, если бы не дотошные объяснения.
К примеру, говоря об экспресс-курсах, автор задается вопросом: «…каким образом столь стремительно сформировалось массовое представление о том, что за пару месяцев можно научить людей говорить на чужом языке? Почему многие с готовностью доверяют… овладение английским языком самопровозглашенным экспертам, которые появились ниоткуда и исчезнут в никуда?» И правда, на рынке — много предложений от онлайн-школ, языковых центров и частных репетиторов на любой вкус и цвет, а маркетинговые войны зачастую идут в плоскости скорости обучения, нередко именуемой эффективностью. Бессарабова не медлит с ответом: подсвечивая сформировавшийся в 1990-е годы корень зла, она объясняет, что «в качестве PR-обоснования "эффективности" краткосрочных курсов выдвигается утверждение, что при возросшем в сотни раз объеме информации процесс обучения тоже может быть ускорен, чтобы отвечать требованиям ХХI века». «Действительно, сегодня люди соображают быстрее, но... на родном языке», — заключает она, тем самым выявляя первую ключевую проблему, в которую будет упираться практически все ее дальнейшие рассуждения, — проблему обманутых ожиданий.
Еще один вопрос — существующие учебные пособия, в частности — школьные учебники. С одной стороны, хорошие издания были упразднены «рьяным модернизатором, наделенным полномочиями, но, увы, не компетенцией», с другой — на их место пришли книги, «в которых менталитет российских школьников не принимается во внимание, материал не структурируется, не выдерживается элементарный принцип "от простого к сложному", и обучение по которым превратилось в процесс, нацеленный исключительно на сдачу ЕГЭ». Современные зарубежные пособия тоже не удовлетворяют автора, ведь в них «поражает невероятное количество случайных слов или тех, которые российским школьникам надо знать далеко не в первую очередь». Другая крайность — изобилие в отечественных изданиях лексики в духе "izba", "banya", "dacha" и "blini", а также текстов, которые призваны скорее напомнить о российских реалиях, чем погрузить в англоязычный контекст. Отсюда, вероятно, иронично заключает Бессарабова, и детские сочинения в духе «Ya dumayu, chto nasha strana mogla by gordit'sa…».
Как школьному учителю работать в таких условиях (а главное — как заниматься ученику) — вопрос открытый. И при всем этом (или поэтому) в фокус школьного образования в сфере английского попадает не реальная языковая подготовка, а ЕГЭ. Оставив за скобками, почему так сложилось, Бессарабова констатирует парадоксальную ситуацию: «Из всего вышесказанного ясно следующее: 1. Рядовая школа занимается главным образом подготовкой к ЕГЭ. 2. Не каждой школе удается обеспечить должную подготовку к этому экзамену».
Очередным препятствием, по мнению Бессарабовой, является то, что пройденный (и даже усвоенный) учебник создает ощущение, что английский язык уже изучен на каком-то определенном уровне. Однако это не так. Разные ступени владения языком — не больше чем условность, считает Бессарабова. «Вот экспресс-тест на предварительное определение уровня знаний, — начинает автор ненавязчивую проверку читателей, подводя к мысли о том, что реальное владение языком лежит вне иерархии ступеней от А1 до С2. — Предложите вашему знакомому перевести на английский язык вопрос "Где вы были вчера?" Зачастую после затянувшейся паузы предлагаются разнообразные, но не слишком правильные варианты и смущенное "Ой, вы меня застали врасплох". Вот именно! Только внезапность обнаруживает знания или их отсутствие»
*.
Раз так, можно сделать следующий вывод: если нужно быть готовым к коммуникативным внезапностям, то следует просто научиться общаться, иначе говоря, учить английский через беседу. Но такой путь, по ее мнению, приведет лишь в тупик: «"Перестань учить английский! Заговори на нем!" — такие абсурдные призывы нередки и, судя по тому, сколько подобного продукта производится, известное влияние на умы соотечественников он оказывает <...> Знакомая картина: "Говорите! Говорите! Вы раскрепощены, вы талантливы!" Как может учащийся побуждаться к говорению, … когда у него еще имеются трудности с произношением, не говоря уже об элементарном неумении построить фразу?» И еще одна реплика, которую вспоминает автор, иллюстрирующая сложности обучения в беседе: «Я понял! Слово "комната" читается 'room', а пишется 'flat'».
Бессарабова критикует и моду на занятия с носителями языка: по мнению автора, они могут помочь только тем, кто уже уверенно говорит на английском, а тот, кто еще не способен к непринужденному общению, от подобных бесед получит скорее стресс, чем пользу. Но и здесь есть крайность. Ее принято называть погружением в среду. Бессарабова вспоминает по-настоящему трагичную историю: «Знаю о незавидной судьбе российского студента, которого родители по своему недомыслию отправили учиться в Лондон, мать городов британских, а его уровень английского языка был очень низкий, парень, что называется, "не тянул": "Мама, мне здесь очень плохо, я ничего не понимаю, хочу домой!" — "Потерпи, дорогой, мы ведь заплатили та-ки-и-е деньги!" Эксперимент над единственным сыном окончился тем, что юноша получил огромную психотравму, приобрел пожизненную озлобленность к "острову невезения" и ко всему англоговорящему миру, абсолютное нежелание воспринимать британскую культуру, ненависть ко всем учителям английского языка без исключения и заодно ко всем прочим преподавателям». Хотя, конечно, непонятно, частный ли это пример или общее место для подобной практики: все же истории успешного погружения в среду или изучения иностранного языка, будучи в другой стране, — не редкость. Или это тотальная маркетинговая уловка?..
Наконец, очередное препятствие — новые методики преподавания. Бессарабова приводит множество либо просто неэффективных или ошибочных, либо крайне странных техник обучения. Последнее хорошо иллюстрирует следующая реплика, подслушанная автором на чужом занятии: «Дети, слово 'many' — очень легкое слово, пишется "та-пу"». И вновь мы обращаемся к вопросу, почему так происходит и есть ли границы упрощения обучения: «Многое из того, что имеет непосредственное отношение к изучению иностранного языка, свелось к формальному минимуму или вовсе отменилось <...> Профессиональные убожество и беспомощность с лихвой компенсируются блистательным искусством самопиара». Круг замкнулся.