«Нам не астрономы нужны, нам запал любознательности нужен»: зачем учить астрономию

В специальном выпуске подкаста «Расписание на послезавтра» говорим об астрономии. Рассуждаем, почему через нее лежит путь к пониманию всего мира. А также узнаем, можно ли учить ее, просматривая видео в соцсетях или слушая подкасты.

С изучением астрономии в последние годы в России все было непросто. Впервые предмет вывели из школьной программы в 1993 году. В 2017 году его вернули, договорившись преподавать астрономию один час в неделю. Прежний глава Минобрнауки Ольга Васильева тогда говорила: «Послушайте! Ведь, если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно?» — помните слова Маяковского? Дело в том, что лишать человека знаний об астрономии, я считаю, неправильно».

Но в 2022 году астрономию вместе с некоторыми другими предметами из школьной программы вновь убрали, а из ЕГЭ по физике исключили единственную тематическую задачу.

При этом даже с базовыми знаниями в этой сфере у россиян есть трудности: больше трети граждан РФ уверены, что именно Солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот.

Впрочем, интерес у людей к астрономии есть. Лекции и выступления русскоязычных ученых набирают десятки миллионов просмотров в интернете, запускаются астрономические школы для детей. Одним из таких проектов занимается старший научный сотрудник Государственного астрономического института имени П.К. Штернберга МГУ им. М.В. Ломоносова Владимир Сурдин. В Instagram (принадлежит компании Meta, которая признана в России экстремистской и запрещена) Reels с ним собирают по нескольку миллионов просмотров, и смотрят их далеко не только дети. В коротких роликах сторонних проектов астроном отвечает на популярные вопросы, например, почему небо синее или почему над горами зависают облака. При этом сам ученый не имеет аккаунтов в соцсетях.

В спецвыпуске говорим с Сурдиным о том, зачем вообще нужна астрономия, почему знания в этой области на самом деле открывают дорогу к познанию всего, что есть в мире, и при чем здесь история.

Да, в полном объеме это делают только два — Московский (МГУ им. М.В. Ломоносова) и Санкт-Петербургский (СПбГУ), но в достаточно большом объеме еще Казанский (КФУ) и Уральский (УрФУ) в Екатеринбурге. Но этого достаточно. Вы удивитесь, но профессиональных астрономов, тех, кто за свою работу получает зарплату, очень мало — в нашей стране несколько сотен человек, во всем мире менее 15 тысяч. Назовите мне еще одну такую же редкую специальность. Поэтому много астрономов, конечно, не нужно. Но желательно, чтобы им предоставляли хорошее оборудование, а то все приходится делать на коленке, самим.

В полном объеме, в течение 6,5-7 лет, конечно, не нужно, но мы же любознательные, все мы хотим быть хорошо образованными. Астрономия является частью образования, как и биология, химия, физика, и литература — это то основание, на котором культурный человек может строить свою карьеру и не бояться того, что он чего-то не знает. Хорошо образованный человек может менять профессии, страны — многое менять в поисках самого себя, хороших условий для самореализации. Астрономия — лишь часть этого.

Дети в возрасте от трех до десяти-двенадцати лет все увлекаются науками: бабочек собирают, за животными смотрят в зоопарках, на звезды тоже, и ракеты их интересуют, и телескопы. И мы часто покупаем бинокли, маленький телескоп ребенку, просто потому что это возраст любознательности, что совершенно нормально. Астрономия нужна как стимулятор любознательности. Она была в советской школе, потом исчезла в новые российские времена, а в 2017 году по неизвестной мне причине вернулась в среднюю школу как обязательный предмет. Отчасти я, конечно, понимаю причину. Мы довольно долго, целых два десятилетия убеждали школьное начальство, что она нужна. Нам не астрономы нужны, нам запал любознательности нужен, чтобы к остальным предметам человек подходил с интересом — к физике, к химии. А потом из них [вырастали] инженеры.

Мне часто пишут: «В детстве я увлекался астрономией, но потом судьба меня завела в инженерные науки, я стал строить суда», или ракеты, или самолеты, но астрономия просто толкнула его к интересу к технике, к интересу к жизни. Современная наука — это, в общем, техника, ее не отделишь. Инженеры нам нужны. А как сделать человека заточенным на создание чего-то нового? Любознательность — другого пути нет. Либо он останется человеком, который может только одну функцию выполнять на заводе, на конвейере, на фабрике, либо он будет искать и создавать новое — именно это нам и нужно сегодня. Из чего создавать, — нефть, газ, металлы, уголь — у нас есть, а тех, кто умеет создавать из них, маловато.

Нужна, хотя, может быть (и мы давно об этом говорим), не в выпускных классах, когда у человека область интересов уже сузилась, а вот 4, 5, 6 класс — это то, что надо, потому что мы сами в этом возрасте как раз и увлеклись астрономией. Из моих друзей по астрономическому кружку только два человека из 25 стали профессиональными астрономами, но остальные стали хорошими специалистами [в своих областях]. Есть доктор, есть химик, есть военный врач, архитектор — и это все состоявшиеся люди.

Программиста нет, но есть создатель новых ЭВМ, а это более высокий уровень.

Отчасти TikTok их тянет к любознательности, но она бытовая. Я довольно четко разделяю для себя два слова: любопытство и любознательность. Любопытство — это в замочную скважину посмотреть, что там сосед делает. Это ничего потом не оставит у тебя в голове, никакого нового багажа. Любознательность — это действительно интерес к знаниям, расширение своего кругозора. Сегодня очень много информации на человека выливается, и юному трудно отделить зерна от плевел, нужную от ненужной.

У меня две внучки, и я вижу, что они не увлекаются ни TikTok, ни телевизионными развлекательными передачами. Причем никто их не ограничивал, они просто смотрят на своих родителей, которые не теряют зря времени, читают книжки, смотрят полезные сайты, набирают новую информацию, в своей профессии продвигаются — они биохимики. И все, достаточно примера в семье, чтобы отгородить таким ненасильственным методом от соцсетей.

Я недавно читал школьникам лекции, и была одна о Константине Циолковском. Он был на 90% глухой, почти от рождения — в юности переболел скарлатиной. Казалось бы, он инвалид, но посмотрите, сколь многого он достиг, хотя жил в провинции. По-моему, самым крупным городом была Калуга, а остальные были еще мельче. Как ему это удалось? Вы обратили внимание, что он был глухой? Почему вы думаете, что это недостаток? А может быть, это как раз сузило его интересы до важных и отгородило от информационного шума?

Потом, в конце этого рассказа я показал ребятам фотографию. Идет молодой человек по улице, лет 12, в наушниках, перед глазами телефон. Я уж не говорю о том, что его может задавить машина на переходе, но это бог с ним. Его мозг полностью поглощен переработкой информации, входящей через глаза из экрана, через уши, а мозг при этом напрягается, чтобы переработать эту информацию, и не создает — у него просто ресурсов не хватает, ничего нового. А теперь посмотрите, кто нас в жизни интересует или чем мы можем заинтересовать окружающих? Новым контентом, причем оригинальным. Так вы либо загрузили свой мозг входящей, уже кем-то созданной информацией, либо освободили его ресурсы для создания нового. Вот и все, альтернативы нет.

Я скажу. Вы помните, что 90% информации приходит к нам через зрение? Книга — это не зрение. Вы же только читаете глазами. У вас ресурсы мозга освобождены, чтобы фантазировать о том, что вы прочитали. Вот посмотрите, вы читаете Жюля Верна «Пятнадцатилетний капитан» или «Полет на Луну из пушки» или смотрите фильм. Фильм — это мелькание кадров, колоссальные гигабайты, которые через ваше зрение загружают ваш мозг. Сфантазировать что-то на этот счет вы уже не можете, вам уже все показали. А когда вы читаете книгу, из фраз, которые не дают детального представления о ситуации, ваш мозг начинает конструировать, как это может выглядеть — снаряд, корабли, парусники. Он начинает сам создавать продукт внутри вашей головы. Вот в этом разница между книгой и экранной информацией.

Я думаю, взрослому очень важно в своей профессии добиться высоких результатов. Он уже понимает, чем он в жизни будет заниматься, и ему хочется делать это лучше, чем окружающие, продвигаться в карьере, добиваться большей зарплаты и так далее, то есть двигаться в жизни к большему благополучию. И вот тут проблема. В советское время это было почти невозможно. Мы все были зажаты рамками государственного регулирования, понимали, какую зарплату мы будем получать, что шаг вправо, шаг влево — все равно рамки, стены, ничего не удастся. Потом началась более демократичная жизнь, с начала 2000-х, например, может, с середины 1990-х, и у людей появились шансы как-то реализовать себя по-новому.

Сейчас все больше и больше происходит возврат к обратному, это понятно. Слишком большую свободу тоже нельзя допускать. Но надо искать равновесие между тем, что человек должен делать для окружающих и тем, что он может сделать для себя. Вот это важно. Это и называется демократия, свободное предпринимательство и так далее.

Я сам не ходок в соцсети, не могу точно сказать, что именно там смотрит человек —обсуждает котиков или еще что-то, но по близким людям я вижу, что они правильные вещи там разыскивают: советы, намеки, варианты продолжения своей жизни. Все-таки дураков мало, и даже в соцсетях их, наверное, тоже не очень много. Я в профессии уже давно состоялся, поэтому у меня нет аккаунта ни в одной соцсети, и это решение давно обдуманное, которое ограждает меня от лишних потоков информации. Достаточно электронной почты и тех сайтов, из которых я могу черпать что-то новое для себя, для профессии.

Взрослого человека трудно переучить, когда у него уже сложился интерес. Он решил, что все, в 40 лет закончилось развитие его жизни, что теперь он должен вкалывать, зарабатывать деньги и развлекаться: шашлык, пиво, телевизор и трудная, но нужная работа без продвижения. Есть люди, которые и в 60 лет меняют направление жизни, и это уже дедушки и бабушки, а не папа и мама. Я на днях был на соревнованиях по плаванию. Второе место среди людей старше 60 лет — там был заплыв для людей старше 60 — взял 89-летний человек , крепкий, прочный как дерево. Его и стариком не назовешь, такой он спортивный. Непрофессиональный спортсмен, на пенсии, но продолжает работать, поддерживает себя в форме. Это красивая жизнь. Я думаю, в его семье «тиктоковских» внуков не должно быть. Глядя на деда, они понимают, что в жизни важна активность, а не потребление.

Приходится. Не понимаю, в чем состоит дилемма. Любой из нас не только профессионал, мы еще и бытовой жизнью живем, значит, встречаемся с технологичными находками типа сотового телефона и проблемами типа TikTok, которые могут наших внуков повернуть не туда. А профессия — это совсем другое. Хотя у астрономов да и вообще у ученых жизнь отдельно от профессии не бывает, ты же думаешь постоянно об этом.

А насчет технологий дело вот в чем. Нашей стране в этом смысле не сильно повезло. Исторически так сложилось, что мы всегда были источником ресурсов. У нас гигантская, очень богатая ресурсами страна. Это замечательно. Западная Европа давно свои ресурсы истощила. Когда люди хотят жить, а продавать нечего, приходится что-то создавать, чтобы продать. И в этом смысле в Западной Европе интеллект очень быстро прогрессировал по необходимости, потому что надо как-то устраивать свою жизнь, значит, надо изобретать, создавать новые станки, лекарства, идеи, которые тоже хорошо продаются.

А нашей стране очень долго это не было нужно, до сих пор мы торгуем ресурсами. Это, с одной стороны, облегчает жизнь: пробурил дырку, потекла нефть или пошел газ, и хорошо, и покупай все, что нужно, из-за границы. Но это значит, что когда все это кончится (а оно уже подходит к концу), мы резко обеднеем, ведь у нас нет по-настоящему инженерной «закваски». Кто-то скажет: «Вот, опять ругает свою собственную страну». Я болею за свою страну, я никуда не хочу отсюда уезжать, я хочу, чтобы сюда пришла технология, желание создавать их. То, что к нам приходит, — вчерашний день, и желательно, чтобы для нас такие технологии тоже были вчерашним днем, даже позавчерашним, и от нас шла техника.

Я не молодой человек, много видел, и как действуют наши заводы, — папа мой работал на автомобильном заводе — и наша электронная промышленность. К сожалению, это в основном копирование. Копирование лучшего, да, но пока мы скопируем лучшее, там, за границей создают еще более совершенное. И мы всегда будем отставать. Конечно, были иногда прорывы, как атомная бомба, ракетная техника, на которые вся страна мобилизована была. К сожалению, я помню, как это было. Я иногда это рассказываю в своих подкастах — у меня есть астрономические подкасты — и люди говорят: «Неправда, мы не голодали». Друзья мои, мы — это очень неопределенное понятие. Я жил в провинции и мы реально голодали в начале 1960-х годов, когда нам надо было догонять американцев с их атомной бомбой и ракетами.

И мы догнали, и по инерции перегнали их в этом направлении, но чего это стоило? Может быть, москвичи или ленинградцы в то время не совсем ощущали, а жители провинции ощущали в полной мере. И не надо по себе мерить. Страна затягивала пояс. Это не очень хорошо, желательно создавать технологии не голодая, не бросая все ресурсы в одну важную — военную, оборонную — промышленность.

Скажу фразу, которая кажется всем избитой: знание — сила. И еще одну фразу, которую мое поколение знало очень хорошо. Владимир Ильич Ленин много жил в эмиграции, он языки знал неплохо, по крайней мере, немецкий, английский, набрался европейской культуры. Когда Октябрьская революция произошла, он стал главой государства, помните, что он сказал молодежи? «Учиться, учиться и учиться». Не прекращать поглощать знания, не останавливаться в 20 лет: «Школа кончилась, что дальше? Сейчас профессию выберу и все, можно шашлык, пиво, и футбол». Нет, учиться до последней возможности, и тогда вся ваша жизнь будет интересной и благополучной.

Конечно, можно. Нужно. Да, и у меня есть разные [форматы]. Я преподаю в ВУЗе, там сдвоенные полуторачасовые лекции — это тяжело, но люди знают, что это их будущая профессия, их не надо стимулировать. Я записал видеокурс для школы, и там лекции по 30 минут, чуть короче урока, потому что урок длинноват обычно. 40-45 минут — это тяжело, по себе помню, а 25-30 минут — нормально. Потом мы сделали для еще более мелких школьников или даже дошкольников формат, который по 20 минут удерживает их внимание, и, судя по отзывам, [он хорошо] лег на эту аудиторию. Но потом мы решили сделать еще одноминутные клипы, где-то от 35 до 55-60 секунд. Одно короткое, но зацепляющее вас сообщение.

Например, почему над горами висят облака? И можно за минуту рассказать, что не над каждой горой, а над теми, которые рядом с морем, что прохладный влажный морской воздух течет над поверхностью моря, а потом, наталкиваясь на гору, — например, как на острове Пальма или Гавайи с огромной горой посередине — он начинает подниматься вдоль горы наверх. А наверху-то холодно. Кто летал на самолетах, знает, что там минус 50, и, попадая туда, пар превращается в капельки жидкости, а эти капельки — и есть облака. Они состоят не из водяного пара, а из капелек воды. И всегда над горой висит это место, где пар превращается в капельки. Потом они опускаются с другой стороны горы и снова становятся невидимым паром. Одна минута. И есть надежда, что это цепляет: «Правда? Вот как! Да?» И начнет человек еще смотреть, уже более длинное, глубокое.

Мама, вероятно, своему ребенку объясняла, что есть лучи разного цвета — красного, зеленого, синего. Синий из них самый короткий — молекулы воздуха вылавливают из солнечных лучей только синие [волны], рассеивают их по небу. Тогда мальчик спросит: «Но ведь фиолетовые еще короче, почему у нас небо не фиолетовое?» Это замечательный мальчик, он далеко пойдет. К сожалению, мама на этот вопрос ответить не могла, потому что она была физиком. А надо было быть еще биологом и физиологом, и объяснить, что наши глаза к фиолетовому очень малочувствительны. Синий мы видим хорошо, ультрафиолетовый вообще не видим, а фиолетовый слабо. И поэтому синий нам кажется преобладающим в цвете неба. Это я к тому, что не надо зацикливаться на своей специальности. Тем более родители маленьких детей должны свой кругозор расширять.

Попробуйте провести опыт с ребенком — сделайте на кухонном столе маленький вулканчик. Я недавно делал для своих внуков. Мы прожгли стол, но вулкан работал классно. Рецепт называть не буду, он очень простой. Скажу только, что в основе марганцовка, марганцево-кислый калий, а вот что туда надо капать, догадайтесь сами.

Это история того, как я сам решил стать астрономом. В школьные годы в старших классах я увлекался многим: химией, физикой — много чем. Астрономия была не преобладающей, но один раз произошла такая история. Это был, по-моему, 1968 год. Тогда по центральному телевидению (а другого не было) устроили заочную олимпиаду. И одна из задач звучала так: из какой точки земного шара надо выйти, чтобы, пройдя 100 километров на юг, затем 100 километров на восток и 100 на север, вернуться в исходную точку? А я тогда ходил в астрономический кружок, мы все собрались и думали: «Такая примитивная задача, понятно же, из какой точки. 100 на юг, 100 на восток и 100 на север, вернуться в исходную. Понятно».

Написали быстренько ответ, послали письмо. Я шел домой и думал (а мы жили тогда в провинции): «Странно, в Москве настоящие астрономы придумали такую простую задачу, что мы ее тут же решили. Нет, наверное, что-то не так, должно быть какое-то более хитрое решение». И пока я шел к дому, я нашел его. Нашел, написал свое письмо — отдельное, потому что кружок редко собирался. И получил ответ из Москвы: «Молодой человек, а ведь мы сами не знали, что есть такое решение». И тут впервые у меня возникло чувство собственной уверенности, что я тоже что-то могу, что у меня есть возможности не только чужое узнавать, но и другим что-то новое демонстрировать. Это было очень важно. Вот такая история. Кстати, нашим слушателям эта задача тоже может быть интересна. Попробуйте найти такие точки на Земле.

Прошло 40 лет. И теперь уже я, как астроном, занимался с ребятами в Сибири. Там была мощная летняя математическая школа, ребята продвинутые. Я придумал похожую задачу. Звучала она так: из какой точки земного шара надо выйти, чтобы, пройдя 100 километров на юг, 100 километров на восток, 100 километров на север и 100 на запад, вернуться в исходную точку? «Это же просто», — сказали все, — «мы же математики». И они нашли решение. «Да», — сказал я, — «вы нашли правильное решение». Его я опубликовал в своем задачнике. Что ж, поехали дальше. На утро подходит ко мне мальчик и говорит: «А знаете, есть еще одно решение». «Да нет», — говорю, — «не может быть», — «Нет, есть». И он мне его показал. И тут я понял, что я был первой ступенью в этой ракете, а он уже вторая, и дальше полет будет проходить без меня. Есть уже ребята более умные, и это отлично.

Сразу хочу сказать, искусственный интеллект — это еще полдела, а вот когда появится искусственная фантазия, это будет по-настоящему вызов человеку.

Конечно, появится. Наш мозг — это хороший, но все-таки компьютер. И с ограниченными возможностями. И наша фантазия ограничена скоростью нашего мышления, у компьютеров же она гораздо выше. Для меня ничего страшного в этом не было. Например, первую свою курсовую работу, как студент, я считал (математически) на арифмометре. Это такая механическая машинка, у которой ручку крутишь, а она складывает или вычитает. Кошмар. А затем я уже считал на логарифмической линейке. В конце университета я считал на электронной счетной машине, возможности которой были намного ниже моего нынешнего калькулятора на смартфоне.

Сегодня мы считаем на больших машинах, но без искусственного интеллекта уже обойтись не можем, и вот почему. Все, что мы раньше считали, программировалось нами самими, компьютер не мог прыгнуть выше нашей головы. Сегодня не хватает этого подхода: мы учим компьютер технической работе, которую раньше выполняли своей головой. Например, я фотографировал небо на фотопластинки. Очень муторно надо было их проявлять, закреплять, потом рассматривать в лупы изображение звезд и галактик, и потом только обдумывать, что же ты увидел, что имеет смысл продемонстрировать как научный продукт.

Сегодня телескоп-робот фотографирует сам. Утром в нашем компьютере миллион фотографий, которые просто глазами не просмотреть, а на следующее утро еще миллион, а потом еще миллион. Мы научили компьютер — это и есть искусственный интеллект — технической работе: «Пересмотри-ка три миллиона звезд сегодня и реши, какая из них вспыхнула, каким образом, что это за тип звезды». Или: «Посмотри на 200 тысяч галактик, которые мы сегодня сфотографировали, классифицируй их, где там спиральные, где эллиптические, где взрывающиеся, квазары, пульсары».

Мы астрономы, нашего ресурса мало, нам еще надо попить, поесть, поспать. А эта штука работает и выдает нам сливки. Она отбрасывает все малоинтересное и выдает только действительно новое, то, что надо обдумать своей головой. Сам же искусственный интеллект — это станок. Работает быстро, но однотипно. Он не может изобрести скульптуру, ее только скульптор может сделать. Но станок может сделать предварительную обработку, камень очистить, придать ему первоначальную форму. Это уже делает 3D-принтер. Вы видели когда-нибудь великолепную новую статуэтку, сделанную 3D-принтером? Нет. Примитивную — да, может. Так что человек всегда на последнем этапе остается творцом. А вот искусственная фантазия, боюсь, уже отодвинет человека подальше. Она и стихи будет писать, и новые пьесы, и литературные произведения придумывать, а мы будем ими зачитываться. В конце концов, мы ездим на автомобилях, с которыми не можем соревноваться ни в скорости, ни в комфорте, но они работают для нас. Пусть для меня искусственная фантазия хороший детектив напишет. Я скажу ей спасибо.

Это невозможно предвидеть. Я люблю фантастику, особенно начало 1960-х, когда я сам был в начальных классах школы. Практически никто из тогдашних фантастов не предвидел современной электроники, которая сегодня у нас в кармане. Мой отец отчасти тоже был инженер-электронщик, и он мне говорил: «Ты знаешь, будут такие времена, когда перед тобой будет стоять такой же радиоприемник», — а это такой кирпич на столе, — «и там будет экран, и ты сможешь поговорить с каким-нибудь своим другом, находящимся далеко». Но он даже не мог представить, что я могу из кармана сегодня достать эту штуку и она будет у меня и калькулятором, и фотоаппаратом, и кинокамерой, и зеркальцем, если вам нужно губы накрасить. А ведь прошло всего 40-45 лет. Так что фантазировать на будущие 40 лет я не берусь.

Вопрос о Марсе очень интересный, мы надеемся в ближайшие годы найти там внеземную жизнь. Это реальная надежда. Нам надо научиться проникать в недра Марса. Дело в том, что на поверхности там очень суровые условия: воздуха нет, перепад температуры жуткий и радиация очень сильная. Так и на Земле у нас жизнь — может быть, это для кого-то откровением будет, — под землей в основном процветает. Знаете ведь, что до глубины 5-6 километров наша планета живая, кора Земли вся пронизана микроорганизмами? Их там, если собрать все вместе по полной биомассе, больше, чем слонов, китов, носорогов, баобабов. И нас с вами тоже немало тут.

Так вот их там под землей больше. А на Марсе только под землей. Мы туда еще не проникли. Мы нашли пещеры, мы видим входы в них, но проникнуть туда не можем. Так что человек на Марсе — было бы интересно, конечно. Я думаю, многим хочется воткнуть флаг, оставить след своей ноги на Марсе. Но я, как ученый, против того, чтобы в ближайшее время туда полетели люди. Они привезут с собой, на себе, внутри себя земных микробов-приспособленцев, которые и на Марсе найдут себе возможности. И попробуй тогда разберись.

А вот роботы работают хорошо. Мы их стерилизуем. Они туда летят, и есть надежда, что наши микробы туда не прилетели [вместе с ними]. Но если прилетели, то скорее всего погибли от радиации. Так что давайте сначала роботов пустим туда. На днях (очень жалко) целая группа из пяти крайне любознательных людей погибла, опускаясь в морскую пучину. Стоило ли это того? Роботы туда регулярно ныряют. А в Марианскую впадину? Роботы регулярно, а человек с большим риском для жизни. Друзья мои, новое можно найти и не рискуя жизнью. Астроном не летает в соседние галактики, но он постоянно открывает там что-то новое. У астрономов, особенно у российских, бытует фраза «per aspera ad astra» («через тернии к звездам»). Мы хорошо понимаем, что к звездам можно только через тернии, но желательно, чтобы их было поменьше.