Обнять себя и других: зачем нужна эмпатия и как ее развивать

В первом выпуске нового, четвертого, сезона подкаста «Go учиться!» поднимаем тему эмпатии. Термин, который стал особенно важным в последнее время. Задаемся вопросами о том, как устроена наука понимать других и почему на самом деле она о том, что надо понимать и принимать себя.

Эмпатия — это способность понимать и разделять эмоции, чувства и опыт других людей. Например, поставить себя на место другого и прочувствовать его радости и боли. Эмпатия считается ключевой составляющей межличностных взаимодействий и воспринимается как базовый навык, который необходим всем, кто хочет стать успешным. Так, наряду с эмоциональным интеллектом и коммуникативными навыками эмпатию регулярно можно встретить в самых разных списках востребованных скилов.

Но как ее развивать? Можно ли вообще научиться эмпатии? Как общаться с людьми, которые ею совсем не обладают?

Ищем ответы на эти вопросы с практикующим аналитическим психологом Ольгой Макаровой. Она также ведет свой подкаст о психологии. Слушайте «На психологическом» на удобной площадке.

В юнгианском анализе есть аналитик Хайнц Кохут, и мне очень нравится его определение эмпатии. Он говорит, что это способность вдумываться и вчувствоваться во внутреннюю жизнь другого человека. Можно еще добавить: оставаясь в контакте с собой, не растворяясь [в другом человеке]. Эмпатия связана с контрпереносом. У нас есть такой инструмент в анализе: когда мы испытываем какие-то ощущения в работе с клиентом, например, телесные, это называется контрперенос. Телесность, кстати, с эмпатией очень тесно связана, потому что она дает возможность побыть в шкуре другого человека, в его теле. Поэтому обращайте внимание на ваши телесные реакции. Тело — это рабочий инструмент в том смысле, что через него проявляет себя бессознательное.

Например, я себя с утра хорошо чувствовала, все было в порядке, но вот приходит клиент, и у меня начинает страшно болеть голова, и она болит ровно 50 минут, что длится сессия. Это как раз глубокий уровень эмпатии, который на телесном уровне проявляется. Возможно, что-то с клиентом происходит, чего он может не осознавать, не вербализировать, и тогда происходит соматический резонанс, контрперенос. Тогда я спрашиваю: как вы себя чувствуете сегодня, что с вами происходит? И мы про это говорим.

Другой пример: с одним человеком вы чувствуете, что расслаблены телесно, челюсть не сжата, руки тоже. А с другим, наоборот, вы съеживаетесь, и через два часа общения чувствуете, что у вас каменные мышцы или заболела голова. Это повод подумать, что происходит между вами или что происходит с человеком, с которым вы взаимодействуете. И это тоже эмпатия.

Термин «эмпатия» происходит от греческого слова, которое означает «страдание, сострадание». Еще есть слово «симпатия», которое тоже связано с состраданием. Оно про то, чтобы быть открытым, ощущать свою уязвимость, не бояться испытывать страдания другого человека, и свое страдание таким образом испытывать, через него соприкасаться. Зачем это нужно? Можно сказать, что это улучшает общество. Когда мы эмпатичны друг к другу, мы можем отнестись не со злостью к моментам, когда, например, человек поздно пришел, плохо работает или что-то еще, попробовать проявить эмпатию и узнать, что с ним происходит. С другой стороны, это нужно нам самим, потому что чем больше мы открываем свое сердце, в том числе страданию, тем больше мы развиваемся, глубже становимся, и тем сильнее обогащается наш внутренний мир.

Да, но здесь важно оставаться в контакте с собой, не уходить в проективную идентификацию. Самые эмпатичные люди часто те, кто много страдал — это архетип раненого целителя. В юнгианском анализе есть два подхода к медицине и к исцелению. Хиронический — по имени кентавра Хирона из древнегреческой мифологии, который символизирует раненого целителя. И аполлонический — по имени Аполлона, по принципу «сейчас мы вас полечим». Хиронический подход более психотерапевтичен. Очень хорошие психотерапевты получаются из людей, которые сами много пережили.

Когда человек не разрушился от полученных травм и страданий, которые он перенес, он может глубоко сочувствовать другим, помогать им и делать это полезным для себя и общества, потому что он и сам через это может исцеляться. А если человек разрушился совсем, если произошла травматизация уровня нарциссического расстройства или психопатии, тогда, увы, эмпатии нет и быть не может.

Да. Нарциссы очень страдают внутри, но, если говорить по-юнгиански, них внутри нет целого, самости, она разрушена или не сформирована. Чаще всего их характер создается в результате страданий, которые причиняют значимые для них взрослые или родители. Есть ядерные психопаты, когда семья хорошая, все нормально, но человек все равно становится психопатом. Это связано с генетикой, хотя сейчас есть теория, что генетика без социальной среды не работает, то есть надо все-таки, чтобы присутствовали оба фактора. Бывают высокофункциональные психопаты, которые очень преуспевают в бизнесе и политике. Они понимают, что чувствует другой человек, но не могут присоединиться. Здоровый человек в этом смысле может почувствовать боль другого, поэтому он не совершает по отношению к нему ужасные вещи, не переходит черту. А у психопата этой черты нет. Он знает, что чувствует другой, и это помогает ему понять, куда нажимать, но он не испытывает никаких угрызений совести.

Нет, не делает. В целом вопрос, плохо это или хорошо, для анализа неприменим. Анализ нейтрален, а аналитическая психология абсолютно аморальна, потому что за поступком важно увидеть человека. Мы не рассматриваем ничего с точки зрения морали. Главный вопрос для нас: ухудшает ли это адаптацию для самого человека. Конечно, если приходит человек и говорит, что он кому-то нанес телесный вред, совершил преступление, то это статья, и тогда нас это волнует, мы обязаны это учитывать, сообщать об этом. Но если это просто черта его характера, то здесь встает только вопрос, насколько это снижает адаптацию.

Если говорить в общем, то надо сказать, что отсутствие эмпатии обедняет личность и ее эмоциональный диапазон. Но это может быть защитная черта, потому что бывает, что человеку настолько невыносимо сталкиваться со своими чувствами, их когда-то было так много, что он диссоциируется от них, и тогда он сам не чувствует и чувства других не понимает. Для того, чтобы понимать эмоции других, надо иметь контакт со своими — это взаимный процесс. Если вы сами себя не можете погладить по голове и пожалеть, когда вам плохо, вы не сможете погладить по голове и пожалеть другого. Эмпатия — это навык, который можно развивать. У кого-то ее изначально больше, у кого-то меньше. Бывает патологический вариант, когда ее нет и не будет, но таких меньшинство. В целом ее базовый уровень закладывается родителями, материнской фигурой в частности. Люди, у которых сформировалась надежная привязанность, демонстрируют всегда более высокий уровень эмпатии.

Вы эмпатичны, потому что у вас такая профессия, которая предполагает развитие этого навыка. Вы ведущая, ваша задача — сделать так, чтобы человеку в студии было с вами комфортно и чтобы у вас случился контакт, и вы этим занимаетесь постоянно в течении многих лет. Ваша профессия развивает эмпатию сама по себе точно так же, как развивает эмпатию профессия психотерапевта или врача. Я помню, как я, когда начала консультировать, почувствовала, как у меня шкала эмпатичности пошла вверх. Есть занятия, которые развивают уровень эмпатии, но в идеале это должна быть работа с людьми. [Чтобы определить свой уровень эмпатичности], подойдут любые инструменты самопознания. Если вы об этом задумались сейчас первый раз в жизни, то можно просто погуглить и пройти тест в интернете, чтобы найти точку входа.

Такие профессии, как наши с вами, лучше всего развивают эмпатию, но не все имеют возможность поменять свою жизнь кардинально и начать вести программы, подкасты или пойти учиться на психолога. [В этом случае поможет] работа с группой, когда вы взаимодействуете с разными людьми, не такими, как вы. Это может быть любая группа — терапевтическая, танцевальная, клуб любителей играть в шахматы. Вообще участие в сообществах по интересам полезно. И вот это постоянное взаимодействие с другим, иным, не таким, как ты, должно развивать эмпатию. Мы начинаем обращать внимание: «Почему меня что-то раздражает [в другом человеке], почему я вообще на этом фиксируюсь? А что чувствует другой? У него же, наверное, есть причины так себя вести».

Когда я была на заре обучения психологии, я участвовала в тренинге в рамках образовательной программы, и одна его часть была посвящена границам. У нас были упражнения: нам давали ленточки, и надо было вокруг себя положить их так, чтобы очертить зону, в которой мне комфортно, чтобы ко мне приближались люди. Я тогда впервые узнала, что есть люди, которым некомфортно, когда их трогают даже случайно, это у них вызывает очень болезненную реакцию — насколько мы все разные. Такие вещи тоже развивают эмпатию. То есть надо идти к людям — другого способа нет. Развить эмпатию, сидя дома и читая книжки, не получится. Чтобы научиться плавать, надо залезть в воду.

Мне кажется, без страданий это сделать не получится, потому что без фрустрации нет развития. Понятно, что родители своих детей оберегают, — и правильно делают — но я надеюсь, что место для фрустрации у них тоже есть, потому что без этого человек не развивается. Все хорошо в балансе. Эмпатия связана с родительской фигурой, и здесь влияет то, как мама относится к ребенку. [Полезно] называть чувства ребенка, если, например, он упал и ободрал ногу, то говорить: «Ты сейчас испугался, тебе страшно, больно, щиплет, да, это неожиданно, но мама рядом, все нормально». Так ребенок научится понимать и распознавать свои чувства, и тогда он автоматически сможет это же делать с другими.

Важно также и свои чувства называть, не размещать их в ребенке. «Мне сегодня грустно, пожалей маму», но он не может, ему нечем. Но и скрывать свои чувства не стоит: если у вас плохой день, не надо говорить, что все хорошо, маме весело. Человек 60% информации воспринимает невербально, а ребенок даже больше, потому что он еще говорить не научился или сделал это совсем недавно. Поэтому надо называть свои чувства, что с вами происходит, демонстрировать эмпатичное отношение к самим себе.

Не надо никого никуда наталкивать, если вас не спросили дорогу. Здесь каждый ответственен за себя, и вопрос скорее именно в том, как мне с таким человеком взаимодействовать. Если это технократ, человек-схема, тогда пользоваться понятными ему словами. Не берите на себя миссию развивать эмпатию в другом человеке, вы надорветесь. Это очень долгая работа, для которой нужен профессионал. И если человек этого не хочет, то тогда это вообще невозможно.

Нет, если вам надо взаимодействовать с этим человеком, то есть несколько вариантов. Если вы совсем не выносите, то надо прекратить отношения. Поскольку я представитель аналитической школы, я всегда задаю вопрос: «Про что это для вас? Почему вас с этим человеком столкнуло лбами? Почему вам настолько невыносима эта коммуникация?»

Другой человек может быть «сухим». Но он — не ваша мама и не обязан на ваши эмоции откликаться. Здесь вопрос, как вы можете с этим обходиться? Если вы настолько нуждаетесь в отклике на свои чувства со стороны собеседника, который не является дорогим вам человеком, например, это ваш коллега по работе, то я всегда задаю вопрос, почему для вас это так важно?

Есть такая психоаналитическая статистика. Несколько недель требуется ребенку для того, чтобы научиться узнавать свою маму, а потом около сорока лет — чтобы перестать видеть свою маму во всех вокруг. Мы очень часто родительскую фигуру проецируем на других людей, мы отчаянно хотим получить от другого человека эмпатичный отклик, не давая ему права быть любым, абсолютно черствым, совершенно без чувств, даже жестоким.

Если у вас команда мечты, то тогда возникает вопрос, что за динамика в этой группе, как этот человек там оказался, кто его туда взял? Ведь ваш HR или руководитель или тимлид его пустил. В юнгианском анализе есть такое понятие как «комплекс козла отпущения», названный по ветхозаветной истории про то, что козлу отпущения выговаривали все грехи сынов Израилевых и затем отпускали в пустыню. В любой группе он всегда находится, его еще называют белой вороной, паршивой овцой — много интересных эвфемизмов. Такой человек — не обязательно самый плохой. Часто, наоборот, он может лучше всех учиться, или в женском коллективе самая красивая девочка становится козлом отпущения. Как правило, это носитель теневой проекции группы, и у него есть какое-то качество, которое этой группе очень необходимо, но не получается его интегрировать. Я бы тогда предложила подумать про то, чего вашей команде мечты не хватает, что есть у этого человека.

Вообще с высокофункциональными психопатами работать тяжело, хотя они суперэффективны. Такая психопатия очень распространена во власти, поэтому мы видим много успешных топ-менеджеров, политиков, военных с ее чертами. Мне хочется, чтобы каждый сам себе задавал вопрос: зачем вы работаете с психопатами? Это аналитический вопрос. Если вы работаете с психопатом, может быть, вы травмированы и постоянно нуждаетесь в ретравматизации. Почему я работаю с человеком, который на совещании может кинуть в меня стул? Жертва и агрессор — это всегда две стороны одной медали. Когда мы жертва, а здесь мы именно в этой роли, если в нас кидают стул и мы страдаем от начальника, то это признак, что мы проецируем на него своего внутреннего агрессора. И тогда наша задача — отсоединить этого агрессора, вернуть человеку ресурс.

Надо подумать: почему я здесь? Может быть, моя внутренняя психопатическая часть желает контакта с таким человеком, я тоже хочу кидаться стульями. Либо я понимаю, что просто застрял в комплексе жертвы и мне нужно кому-то отдавать власть, агрессию. Тогда задача — присоединить это себе. Это очень просто звучит — так же просто, как «помогайте детям развивать эмпатию». Я думаю, для многих эта мысль очень свежая, потому что мы привыкли проецировать: мой начальник — сумасшедший. Но всегда надо возвращать все к себе: почему я работаю с этим начальником вот уже пять лет? Бывают сложные ситуации, я понимаю, но чтобы пять лет было некуда идти — так не бывает. В какой-то момент выбор у вас точно был.

Бывает темная эмпатия. Это не термин, я его придумала сама. Когда палач пытает человека для того, чтобы понять, где ему больнее и что ему доставляет больше страданий, он в каком-то смысле тоже должен проявить эмпатию. Или вот другой пример: я психолог, и по работе мне нужно понимать разных людей. Допустим, пришел человек с комплексом Медеи [по имени персонажа из древнегреческой мифологии, убившей собственных детей — прим. ред.], который проявляет жестокость по отношению к детям. И мне надо понять его, что с ним происходило, что к этому привело. С этим очень страшно работать. Но для того, чтобы этому человеку помочь, надо к нему проявить эмпатию. Нужно понять эту «Медею», а не уничтожить — так сложные вещи не лечатся насилием. Люди, которые наносят травмы другим, сами же травмированы. Тюрьма никого не исправляет. А исправляет тяжелая работа присоединения к самым темным частям человеческой души. В первую очередь всем нам надо обнять что-то внутри себя и перестать это проецировать на других, не поляризовать: этот — абсолютно плохой, а этот — хороший. Психотерапия, равенство, братство.