Служба доставки историй: чем занимаются кинокритики и как научиться смотреть кино. Часть 1.
Запись подкаста «Go учиться!». Гость – Егор Москвитин, кинокритик портала The City.
В этом выпуске подкаста «Go учиться!» говорим о кинокритике: как начать разбираться в кино и можно ли зарабатывать на этом.
Профессия кинокритика напоминает детскую мечту: весь день можно смотреть кино, а тебе за это платят. В реальности все немного иначе. Хотя основная часть работы — просмотр старых и новых фильмов и сериалов, профессия кинокритика требует большой насмотренности, погружения в историю кино, умения интерпретировать ленты сообразно контексту эпохи.
Кроме того, в эпоху локдаунов и после 24 февраля деятельность в этой профессии, по крайней мере в России, изменилась, и, как говорят сами кинокритики, помимо других сопутствующих затруднений, даже писать о лентах стало сложнее.
Как же зарабатывать, рассуждая о кино? Какие фильмы обязательно должен посмотреть каждый из нас? И в чем на самом деле заключается работа кинокритика?
Разбираемся с критиком портала the City Егором Москвитиным.
Что важнее: кино или его критика? Что такое критика, с твоей точки зрения?
Критика, с моей точки зрения, – это служба доставки историй. Когда ты начинаешь относиться к себе, как к курьеру, все меняется. Ты понимаешь, что должен делать это по-разному. Например, ты можешь писать статьи, организовывать фестивали, сидеть в каких-то советах, которые позволяют молодым авторам состояться, получить финансирование, ты можешь даже заниматься прокатом. В любом случае ты находишь какую-то историю, веришь в то, что она тронет сердце зрителя, и дальше прилагаешь усилия, чтобы она до этого зрителя добралась.
Эту мысль, нехитрую, в общем-то, я усвоил, когда однажды был на фестивале, где должны были наградить Жору Крыжовникова. Он, разумеется, не поехал. И тогда его статуэтку дали мне и сказали: «Довези». Я в растерянности выхожу на сцену и говорю: «Ну вот, наконец-то я понял. Мы – ваша служба доставки».
Что касается важности, то, конечно, кино важнее критики. Потому что критик без кино был бы еще более безработным, чем с ним! Но при этом есть еще третья сторона, самая важная – это зритель. И важнее всего то, как кино подействует на зрителя. Как раз регуляцией воздействия во многом и занимается критик. Мы помогаем понять какие-то смыслы, связанные с кино, отрефлексировать чувства зрителя, которые у него возникают, когда он смотрит фильм. И поскольку кино, как любое искусство, может людей менять в лучшую или худшую сторону, то на критике и на всех людях, которые участвуют в этой доставке историй, конечно, лежит большая ответственность.
Наверное, самый яркий пример того, насколько от критики зависит судьба не только кино, но и зрителя, – это фильм «Брат». Вот как его рефлексировали, то и получили. Все спорят: это фильм, который нас сделал хуже или лучше? Однозначно можно сказать только одно: Если бы 25 лет назад мы как-то ответственнее отнеслись к интерпретации этого фильма, то мы могли бы стать лучше. Соответственно, критика – это ответственная работа.
Есть в русском языке какой-то синоним «кинокритику», который бы мог отразить полностью специфику профессии, о которой вы сейчас сказали?
Я думаю, у нас всех есть большое заблуждение, связанное с переводом слова «критик». Я сам недавно только узнал, что на греческом оно на самом деле означает не «суд», а «суждение». Соответственно, задача критика – не оценивать, а судить, не называть плохим или хорошим, а интерпретировать. Обсуждать, рассуждать, мыслить в связке с предметом своего исследования. Но слово «критик» действительно все портит, потому что мы думаем, что критик – это тот, кто критикует. И если ты, допустим, добрый критик, то это кажется всем каким-то оксюмороном. Так что да, нормального слова нет, которое могло бы все это заменить. Поэтому я часто говорю, что критик – это спутник зрителя. И все становится чуть понятнее.
Как ты стал кинокритиком?
Я стал кинокритиком случайно. Я хотел, как и все рожденные в конце 80-х, быть менеджером. Помните, была песня: «Менеджер – не такой, как все». Нам тогда казалось, что это социальный лифт, который позволит хорошо прожить нашу жизнь.
Поэтому я решил учиться на менеджера, маркетолога, финансиста, управленца, предпринимателя и т. д. А чтобы на это образование накопить, сидя в Иркутске, нужно было, во-первых, хорошо сдать ЕГЭ (и у меня был хороший ЕГЭ). Ну, а во-вторых, нужно было еще располагать деньгами. Потому что часть образования российская была бесплатная (это ЕГЭ), а часть образования американская (бакалавриат) была только коммерческой. И вот где-то в девятом классе школы я начинаю писать рецензии. Тогда еще я их писал на игры. Получал по 200 рублей за текст, гордился этим страшно. Постепенно из иркутской газеты мы вместе с братом, который в итоге выбрал нормальную профессию и стал юристом, перебрались во всякие московские федеральные издания об играх. А впоследствии, закончив школу и немножко устав от игр – да и просто у меня компьютер перестал их тянуть – я продолжил писать рецензии, но уже на фильмы. Фильмы, кино всегда были важной частью моей жизни.
Недавно я ездил на выходные к себе в Иркутск, чтобы перезарядиться перед Новым годом. У меня есть такая традиция. Я смотрел шкаф с VHS-кассетами, которые у нас были. Это такая эклектика! Я понимаю, что мои родители с самого детства меня нещадно истязали каким-то очень сложным кино. То есть, наверное, лет в пять мне показали «Земляничную поляну» Бергмана. Лет в семь мне показали «Трон в крови» Куросавы. В общем, фильмы, которые у них на полке лежат, очень хорошие. Самое главное – это такие фильмы, которые не воспитывают высокомерного зрителя. Там всякое разное валяется: кассета, на которой написано «Майк Тайсон и его лучшие бои», и кассета «Параджанов». И все вместе это, наверное, на меня повлияло.
Получается, можно в раннем возрасте давать сложные произведения? Есть же вечный спор, что можно прочитать «Войну и мир», условно, в седьмом классе, можно в одиннадцатом, можно потом перечитать в университете – и каждый раз будут открываться новые смыслы. Но если ты сделаешь это рано, то ты большую часть не поймешь. С кино похожая история? Или насмотренность по-другому образуется?
Я думаю, что нет ничего страшного в том, чтобы в раннем возрасте смотреть самые страшные вещи. Есть такой парадокс, что все самые хорошие подростковые романы воспитания, как правило, маркированы 16+. И, когда ты можешь их легально посмотреть, они тебе уже не нужны. Например, недавно я прочитал «Американскую трагедию» Теодора Драйзера. И я такой: «Господи, почему я это не прочитал в 14 лет? Сейчас настолько бесполезно!» Это очень круто, ты наслаждаешься текстом, героями, событиями... Но все уроки, которые могла бы эта книга тебе преподать, нужно было выучить, когда тебе было, как герою, или чуть раньше. То же самое с кино. Чем раньше посмотришь, тем, по-моему, лучше. И в любом случае, если история тебя тронет, ты к ней будешь возвращаться, увидишь в ней что-то новое.
Например, в детстве я посмотрел «Твин Пикс: Огонь, иди со мной», и мне казалось, что это фэнтези. Недавно мы устраивали в рамках нашего фестиваля «Хоррор-Фест» ретроспективу Дэвида Линча и показали этот фильм на большом экране спустя 25 или 28 лет после его выхода. И он уже совершенно иначе смотрится. Ты понимаешь, что это очень страшная история о насилии отца по отношению к дочери, из-за которого она уходит в мир грез, то есть осуществляет побег от реальности. Там настолько жуткая история, что ты начинаешь смотреть на нее совершенно иначе. Если бы не все перемены в этике, которые произошли за эти десятилетия, ты бы эту историю так не воспринимал. То же самое с «Криминальным чтивом», которое сейчас выглядит как история про христианство, а в детстве казалась историей про крутых бандитов. И с «Братом», который в этом году совершенно иначе звучит. Так что я думаю, надо посмотреть в детстве, мало что понять, но понять главное. Что кино непостижимо, что это магия, которая тебя всегда будет подпитывать, и к которой всегда можно возвращаться за помощью. А потом, спустя годы, увидеть что-то еще в той же истории.
Чем ты непосредственно занимаешься? Как выглядит твоя работа?
Работа делится на два периода: до пандемии, до 2020 года, и сейчас. До пандемии работа выглядела так. Ты почти весь год странствуешь по кинофестивалям и кинорынкам, смотришь на них фильмы, ведешь репортажи, делаешь интервью со всевозможными звездами. И наслаждаешься тем, что ты все время в движении. В таком режиме иногда можно посмотреть по пять-шесть фильмов в день. Были два периода самого запойного смотрения. Это январь-февраль, когда ты летишь с американского фестиваля «Сандэнс» на фестиваль в Берлине, и август, когда ты летишь с кинофестиваля в Венеции на кинофестиваль в Торонто. Это была очень счастливая, изматывающая, но при этом, как я сейчас понимаю уже, инфантильная стадия деятельности кинокритиков.
Сейчас все изменилось. Например, в этом году я даже не посмотрел те фильмы, которые бы обязательно смотрел и обсуждал: «Бэтмен», «Варяг», «Достать ножи: Стеклянная луковица», «Доктор Стрэндж», «Человек-паук» – весь этот мейнстрим я вдруг перестал исследовать. И внезапно выяснилось, что без моей рецензии мир не остановится, и никому до этого нет дела. Соответственно, освободилось время для более важных задач. В этом году, наверное, как и представители многих других профессий, я больше стал думать о том, ради чего я занимаюсь своей работой. Кроме того, что получаю удовольствие и зарабатываю, что я этой работой могу дать другим.
И следствием стало, во-первых, огромное количество поездок по стране с доверительным общением. Как мы шутим: «Давайте разговаривать так, как будто нас никто не слышит». То есть с какими-то обсуждениями фильмов. Это Томск, Екатеринбург, Салехард, Сыктывкар. Во-вторых, я стал больше заниматься организацией фестивалей. Потому что фестивали – это место, где люди сталкиваются с двумя самыми важными элементами кино. Кино, как и любое искусство, – это способ поговорить об этике и эстетике. И, пока ты молодой, это две вещи, которые тебя в жизни больше всего беспокоят. Поэтому люди так любят кино, особенно молодежь. И ты организовываешь зрителям встречи с фильмами, которые наиболее ярко, сложно, провокационно об этих двух вещах говорят. После просмотра вы начинаете со зрителем обсуждать, что вы только что увидели и почувствовали. Так что я стал больше заниматься фестивалями и поездками. Наконец-то стал писать собственные сценарии (ради этого я сейчас ездил в Иркутск).
И самое главное – надеюсь, что сейчас немножко рекламы сделаю – я понял, что мне очень обидно, когда я где-то на фестивале увидел фильм, а он до зрителей в России так и не добрался. Поэтому мы с коллегами решили открыть небольшой, очень артовый, бутиковый прокат и выпускать для российских зрителей сложные, но при этом очень человечные фильмы со всего мира.
Первая наша картина будет называться «Остров пропавших девчонок». Это история трех сестер, которые бегут из детдома, чтобы их не разлучили, и они оказываются втянуты в невероятные приключения в океане, где их атакуют морские котики, морские львы, каракатицы и прочие сказочные, казалось бы, существа. В общем это такая нежная история, в которой, во-первых, три сестры – это три реальные сестры. Во-вторых, мама и папа – это режиссеры истории. А в-третьих, это все напомнит вам «Моану», потому что девчонки – настоящие принцессы, и это летняя история. И «Королевство полной луны», потому что это такой суперностальгический стильный фильм про детство. А заодно «Капитана Фантастика», потому что история о необычном взрослении и воспитании. Наконец, «Проект «Флорида» Шона Бэйкера, потому что это тоже история о том, что ребенок не видит зла – он видит лишь приключения и радость, и в нем живет невероятная надежда.
Вот это кино мы начнем как-то событийно прокатывать в конце января. А в феврале к праздникам выпустим в прокат. Так что надеюсь, что еще одна важная часть этой службы доставки историй – это собственно прокат историй. И мы сможем собирать людей, общаться, дарить сильные эмоции. Вот это то, чем я занимаюсь в этом году.
Где здесь деньги, если мы говорим про профессию кинокритика? На чем можно зарабатывать, за что платят?
Меня постоянно представляют: человек, который все время смотрит кино и получает за это деньги. Я всегда отшучиваюсь, что да, действительно я уже лет десять смотрю кино и лет десять жду, когда за это начнут платить деньги! Но если шутки в сторону, то основной заработок кинокритиков – это скорее какие-то побочные мероприятия. Тебе нужны рецензии, потому что ты таким образом выражаешь свою точку зрения, связанную с самыми хайповыми, мейнстримовыми, важными, необходимыми событиями. И благодаря этому тебя кто-то узнает, и зовут куда-нибудь в подкасты, или на радио, или на телепередачи и т. д. А дальше ты уже этот свой социальный капитал, свой статус какой-то микро-знаменитости конвертируешь в дополнительные услуги. Я зарабатываю больше всего тем, что веду корпоративные, частные киноклубы, лекции, обсуждения. Или что я организовываю фестивали, а фестивалей стало больше. Раньше я занимался только фестивалем «Пилот» (это место, где мы показываем самые крутые сериалы). Теперь я еще занимаюсь «Хоррор-Фестом» (это фестиваль, на который мы привозим авторские ужастики со всего мира).
Еще я делаю секцию «Дикие ночи» на ММКФ [Московский Международный кинофестиваль – прим. ред.], которая является таким, знаете, Новгородским княжеством внутри ММКФ. То есть это самая дикая, свободная и молодежная секция. А в следующем году мы займемся фестивалем «Дух огня», который может стать площадкой для очень сильного вдохновения, развития и обучения региональных режиссеров, кинематографистов. То есть два моих основных заработка – это фестивали и мероприятия, где ты «говорящая голова». Но кто-то зарабатывает тем, что становится редактором, кто-то ведет передачи. В целом, я думаю, это и есть социальный лифт. Либо ты делаешь какое-то шоу – например, «Радио Долин», которое очень популярно. Поэтому я надеюсь, что оно что-то приносит. Либо ты идешь в администрирование, то есть создаешь фестивали и т. д.
Это история про личный бренд. И это очень важный момент, ведь мы стеснительные люди. Мы все время в тени, чувствуем себя бедными родственниками в киноиндустрии, где вокруг звезды, а мы такие вредные гномики, которые что-то там пишут. И я всем молодым кинокритикам – а мы ведем несколько мастерских для них – даю один совет: помните, что в каждой рецензии есть три героя. Это, во-первых, собственно герой фильма, человек, который что-то переживает, и это что-то резонирует в сердцах и умах зрителей. Во-вторых, герой – это сам автор, человек, который по какой-то причине рассказал эту историю. Это может быть режиссер, это может быть композитор – ты сам выбираешь, кто герой. Но обязательно помни, что третий герой любого текста – это ты, то, как ты переживаешь события в фильме. То, как ты начинаешь рассуждать о том, что этот фильм пытается нам сказать. Это всегда твоя личная история. И если ты хочешь, чтобы зритель за тобой следовал, то тебе нужно всегда рассказывать свою историю.
Я, наверное, являюсь примером инфантильного миллениала, который много о чем мечтает, много из-за чего переживает, который прямо пропитан кино и образами жизненных путей из кино. И таких ребят, как я, очень много. Поэтому мы собираемся вместе, я чем-то помогаю им, они помогают мне. То есть всегда помни, какую историю ты рассказываешь, иначе за тобой не будут идти, и у тебя не будет людей.
Как много надо смотреть фильмов, чтобы рассуждать о другом кино? Насколько важна насмотренность, и какое кино надо смотреть? И важно ли смотреть так называемую «жвачку»? Как вообще за последние 30 лет изменилось соотношение «жвачки» и глубокого авторского кино?
Я думаю, что я привел много референсов, потому что у меня своя оптика. Я из маркетинга пришел. Если у кинокритика есть филологическое, искусствоведческое, киноведческое или какое-то иное, например, психологическое, образование, то он будет рассуждать о кино, исходя из своего опыта. Я всегда о кино рассуждаю как о продукте. Потому что меня этому учили. И вначале я этого стеснялся, считал себя самозванцем. Сейчас я думаю, что это моя особенность и ее нужно использовать. Поэтому я сразу постарался вам дать продающие ассоциации. И, надеюсь, на кого-то из зрителей они подействуют.
Кино за последние 30 лет стало совершенно точно демократичнее. В том плане, что огромное количество авторов получают возможность рассказать свою историю. И, например, если мы возьмем кино 1920-х, 30-х, 50-х и т. д., то у нас в голове останется порядка 20-30 режиссеров, самых важных, которых всем нужно знать. Если бы мы сейчас для учебника истории должны были отфильтровать живущих ныне режиссеров, которые необходимы для того, чтобы понимать современное кино, то мы бы столкнулись с тем, что их тысячи, если не больше. И это говорит о том, что на самом деле сегодня через кино выражать себя могут самые разные люди. И это все – доказательство того, что авторское кино сейчас находится в более завидном положении, чем, например, сто лет назад. Так что, несмотря на засилье блокбастеров и того, что ты назвала «жвачкой», на самом деле именно сейчас, благодаря технологиям, системе дистрибуции, самой логике современного инклюзивного, равного и свободного общества, авторов становится гораздо больше, чем раньше.
А «жвачку», мне кажется, обязательно нужно смотреть. Потому что она доносит до нас абсолютно те же смыслы, что и авторское кино, просто более прямым путем. Например, недавно я посмотрел фильм «Гром: Трудное детство». Это история про то, каким был отец этого майора Грома. То есть майор Гром – современный крутой полицейский, а его отец – хороший, порядочный одинокий человек чести, живущий в очень тяжелом и мрачном мире. И в конце – здесь действительно спойлер – уже современный герой вспоминает своего отца, и тот стоит рядом с ним. А ведь это цитата из «Заставы Ильича» Марлена Хуциева, где тоже призрак отца является к сыну, и между ними происходит откровенный разговор. И вот я этого не заметил, но я это почувствовал. Из-за своих отношений с отцом или из-за того, как человечно и чутко это сделано, я в этот момент прослезился. Казалось бы, абсолютно простой фильм-комикс берет и доносит до тебя очень мощную историю про отца и сына. И при этом он опирается на большую-большую советскую классику.
Так что к «жвачке» нужно относиться совершенно точно без высокомерия, без снисхождения. И ее стоит любить так, как и все остальное. И как раз в тот момент, когда ты от этого отдаляешься, ты, наверное, становишься не очень профессиональным критиком, который не чувствует своего зрителя.
Я всем ребятам говорю: чтобы стать кинокритиком, достаточно посмотреть ровно один фильм и написать о своих мыслях и чувствах, связанных с этим фильмом. Потому что на самом деле критик ведь не то чтобы говорит, смотреть или не смотреть. Он говорит о том, что тебе этот фильм дает, как он обращается к твоему сердцу, к твоей голове. И ты просто инициируешь разговор между зрителем и фильмом. Для этого достаточно посмотреть один фильм. Конечно, чем больше ты смотришь и чем больше ты знаешь, тем больше добавочной ценности в твоих текстах ты можешь дать.
Например, меня недавно удивило, что, оказывается, успех фильма «Служебный роман» можно объяснить с точки зрения психологии. А прикол в том, что Новосельцев – это «анима», то есть женская половина любой личности. А его начальница – это «анимус» [термины «анима» и «анимус» взяты из юнгианской психологии – прим. ред.]. Она в начале истории максимально мужественна, он максимально женственный. Это особенность многих ролей Евгения Мягкова, и Эльдар Рязанов об этом знал. Вся комедия строится на том, что он делает ее женственной, а она делает его мужественным. Поэтому им приданы два второстепенных героя, которые как раз олицетворяют нормальную женственность и мужественность. И когда ты это понимаешь, ты думаешь: «О, Господи!» И все встает на свои места. Вот ради таких вещей мы, кинокритики, оказывается, и существуем. То есть мы проделываем некую домашнюю работу, которая позволяет зрителям что-нибудь интересное узнать и о чем-нибудь глубоком задуматься.
А если фильм – экранизация какого-то произведения, ты как делаешь: сначала читаешь произведение, а потом смотришь фильм? Или сначала смотришь фильм, а потом читаешь? Или просто смотришь, но не читаешь?
Правильный ответ – смотрю, но не читаю. Конечно, большинство экранизаций для меня так и остались фильмами. Но иногда стараюсь читать. Очень много открытий можно совершить, если прочитать роман Салли Руни «Нормальные люди» 2014 года и посмотреть мини-сериал «Нормальные люди» 2020 года. Видно, как за эти шесть лет изменилась этика отношений. И благодаря каким-то маленьким штрихам сценария телеверсии ты понимаешь, насколько мир ушел вперед.