«Они присвоили себе это пространство»: почему об образовании стали говорить в культуре

Редко бывает так, что в двух современных культурных институциях одновременно проходят программы, посвященные образованию, причем не художественному, а образованию вообще. Тем не менее своеобразный парад планет время от времени случается: по случаю Дня учителя под крышами Музея современного искусства «Гараж» и Дома культуры ГЭС-2 собрались специалисты разных областей, чтобы осветить образовательные проблемы от взгляда на идеи просвещения до экологичных школьных сред с позиций современности. Forbes Education рассказывает о самых ярких событиях и идеях.

Раньше конвенциональной считалась идея, что хороший педагог может качественно выполнять свою работу в самых разных условиях. Но в действительности это не так: современные исследования показывают, что школьная среда оказывает большое влияние на профессиональную практику учителей и академические успехи учащихся, и чем она лучше, тем выше результаты. С развенчания этого популярного заблуждения начали public talk (пер. англ. — публичная дискуссия) в ГЭС-2.

Как отметил заведующий Лабораторией управления школой Института образования НИУ ВШЭ, доцент Константин Серегин, тема школьной среды для России сегодня особенно актуальна. Он объясняет: проблема неравенства, обусловленная социально-экономическими факторами, является болью для многих стран мира, в том числе для России, и исследователи проводят анализы разных показателей успеваемости по школам, обладающим разными ресурсами. Действительно, определенные измерения разнятся от «бедной» к «богатой» школе, но есть один, который примерно одинаков для всех, — умение работать сообща. «И это здорово, но есть оговорка: в нашей стране на момент выхода исследования дети одинаково плохо справлялись с коллективным решением учебных проблем», — отметил спикер. Причиной тому — непроработанная школьная среда: детям зачастую негде сесть за общим столом для групповой работы, а раз «нет места — нет привычки», добавил Серегин. Проще говоря, в подобных вопросах быт определяет сознание, и поэтому проблема школьной среды, которая сегодня во многих образовательных организациях является наследием СССР, как никогда важна.

Позитивный пример работы с пространствами вспомнила Александра Манукян, директор Европейской гимназии. В их школе есть переговорные комнаты, но долгое время они эксплуатировались только взрослыми. Идея же заключалась в том, чтобы предложить детям пользоваться пространством для совместной деятельности. На это ушел не один год, но результат оказался успешным: «Однажды я пришла в переговорку, — рассказала Манукян, — а она оказалась занята детьми. Я спрашиваю: "Все хорошо?", на что они ответили: "Да, мы решили собраться и немного доработать правила езды на самокатах. Нас они немного не устраивают, и мы собрались. Где-то через полчаса освободим". Я сказала: "Окей, отлично", ушла и станцевала победный танец, потому что они присвоили себе это пространство».

Тем не менее вряд ли можно назвать комфортной ту среду, где просто есть переговорки или, к примеру, пуфики. В действительности школьная среда должна выполнять конкретную функцию — способствовать образовательному процессу, поддерживать его и предоставлять разные условия разным детям в зависимости от их способностей и целей. Привычная многим «трамвайная рассадка», типичное классное расположение парт по рядам напротив доски, — это отсутствие возможностей разных сценариев в образовательном процессе, а значит и ограничения, с которыми сталкиваются учащиеся. На практике комфортная и эффективная среда позволяет управлять собой, причем не только учителям, но и ученикам. Это касается и перестановки школьной мебели для реализации различных педагогических техник, и элементарного открытия окон для проветривания помещений.

И окна здесь — не абстрактный пример. В первую очередь, считает Серегин, необходимо обратить внимание на базовые характеристики пространств — температуру, качество воздуха и акустический комфорт. «У нас есть исследования, которые показывают, как то или иное [решение] связано с качеством образования детей и их когнитивными функциями, — подчеркивает он, а также настаивает: — Если у вас есть желание что-то в своей школе переделать, и если у вас есть денежка для того, чтобы правда можно было что-то поменять, начните с того, чтобы [эти показатели] приводить к норме». На первый взгляд эта мысль кажется беззубой, но во многих российских школах отсутствуют даже необходимые удобства. Так, Наталья Логутова, руководитель Центра дизайна образовательной среды НИУ ВШЭ заместитель руководителя Школы дизайна ВШЭ, предлагает посмотреть на те же базовые параметры под другим углом: «Дети попадают в пространства, где двери в [туалет] не закрываются. И в этом месте [школе — прим. ред.] они [оказываются] что-то должны».

На следующий день после дискуссии о школьной среде действие развернулось и в стенах музея «Гараж», но на этот раз обсуждалось, для какого наполнения в принципе такая среда нужна. На благотворительной книжной ярмарке «Фонарь», организованной в поддержку фонда «Шалаш», более десятка спикеров разбирались с ключевыми проблемами наполнения образования в широком смысле слова. Одной из наиболее значимых дискуссий стал open talk (пер. англ. — открытый разговор) «Зачем нам нужно просвещение сегодня и каким оно может быть», в котором приняли участие доктор философии, профессор НИУ ВШЭ и победительница читательского голосования премии «Большая книга» Майя Кучерская, заместитель главного редактора «Альпина Нон-фикшн» Наталья Нарциссова и журналист, культуролог, экс-руководитель проекта «Полка» Юрий Сапрыкин.

Нельзя сказать, что дискуссия получилась оптимистичной. «Мы видим много примеров того, как целые нации очень легко скатываются к какому-то такому… немножко первобытному состоянию», — замечает Нарциссова, а Сапрыкин напомнил о философской проблеме прогресса и гуманизма (действительно ли с развитием общества в нас растет человечность или все это мираж, которому с трагическими последствиями суждено раствориться?), а также о статье Бориса Куприянова (основатель независимого книжного магазина «Фаланстер» в Москве), который в конце прошлого года писал о том, что все большие просветительские проекты новейшего времени потерпели поражение — ничему не помогли, никого не спасли. Такое настроение действительно есть, оно популярно в кругах современных интеллектуалов, считает Сапрыкин. Иначе говоря, мы наблюдаем «свидетельство того, что любые наши проповеди, которые должны были сделать человечеству лучше, этому человечеству ничем не помогли».

Но что же с этим делать? Вопрос в действительности не праздный: несмотря на широту описанной проблемы, ответ на него имеет непосредственное отношение к образовательным системам хотя бы в виде нормативных рекомендаций. Исключая пораженческие установки (которые, судя по опыту Первой и Второй мировых войн, стали традиционными в кризисных ситуациях), главными лейтмотивами стали две мысли: первая — просвещение — это всегда долгий процесс, вторая — необходимо продолжать действовать, несмотря ни на что. «Просвещение не может терпеть поражение, потому что его победа отложенная: она может произойти сегодня, а может произойти потом, но оно обязательно делает свою работу», — напоминает Кучерская.

Правда, до сих пор сподвижники современного просвещения не нашли путей преодоления главного препятствия. Сапрыкин констатирует: «Просвещение, которым мы занимаемся, — это такая проповедь для уже обращенных. Это деятельность, направленная на тот круг людей, которые уже заинтересованы и уже готовы все это воспринять… Те, кто хочет понимать, те будут разбираться… Но таковы не все. И эта деятельность упирается в границу социальную, за которую она по большому счету так и не смогла выйти».

В этой связи он напоминает, что апологеты просвещения — это не только те, кто собрались в роли лекторов на мероприятиях. Это еще и люди, находящиеся вне институций. На них лежит большая роль в просвещенческом действии. «Держитесь за этих людей. Они сейчас страшно важны», — подчеркнул он.

А о судьбах практического воплощения образования для широких масс в то же время в соседнем помещении разговаривали представители креативных индустрий. Они и представляли тех самых людей вне институций, но проблем у них от своей свободы не меньше. Главная из них — привлечение аудитории. Так уж сложилось, что мемы гораздо популярнее вдумчивых больших текстов (переводя на рельсы чисто образовательные, наивная образовательная игра оказалась предпочтительнее традиционного академизма). Однако книжный обозреватель журнала «Правила жизни» и книжного магазина «Подписные издания», главный редактор книжного медиа «БИЛЛИ» Максим Мамлыга не видит в этом большой проблемы. Напротив, именно мемы и могут возродить интерес к познанию. Он вспомнил, как смешные картинки с маргиналиями и веселыми подписями к ним стали культовыми, открыв тем самым возможность команде исследователей-медиевистов выпустить серию книг «Страдающего Средневековья», которые продавались как горячие пирожки.

Это подводит нас к мысли, что главная беда не в том, что людям интереснее мемы, а в том, что создателю образовательного контента очень сложно найти свою аудиторию, а интересующемуся темой человеку — подходящий ему образовательный продукт. Функция медиа же как раз и заключается в том, чтобы свести эти две фигуры, познакомить их, считает Мамлыга. И от того, насколько успешны будут их усилия, зависит и наше будущее.

Но если с общими рассуждениями о глобальном все более или менее понятно, то все еще неясно, что делать тем, для кого просвещать — это профессия. Однако и на поле педагогов тоже нашлось место умозрительным заключениям, причем тоже всеобъемлющим. Так, в «Гараже» состоялось немаловажное для российского образовательного ландшафта событие — презентация первого русского перевода книги Жака Рансьера «Невежественный учитель» (впервые увидела свет в 1987 году). Сегодня труд французского философа уже стал бестселлером среди работников передовых институций неформального образования (например, музеев) и начал проникать в прогрессивные слои работников школ и вузов. Правда, раньше работу Рансьера приходилось читать в основном на английском или французском языках. На презентации книги и были обсуждены основные мысли философа применительно к российской образовательной сфере.

Ключевая идея книги, как утверждают участники дискуссии, — кандидат наук о культуре, преподаватель Потсдамского университета Катерина Суверина, кандидат культурологии, ведущая программы «Двоичный код» (RTVI) Оксана Мороз и куратор программ медиации Музея «Гараж», соведущая подкаста «Диалог с подростком» Марина Романова, — заключается в протесте против властных образовательных практик.

Можно обойтись без довлеющей фигуры авторитарного учителя, равно как и без вертикального, иерархического объяснения чего-либо от некоего «владельца знания» для «непросвещенной толпы». На их место должны прийти горизонтальные связи и передача опыта друг другу (в том числе от ученика к учителю), считают вслед за Рансьером участницы дискуссии. Такой подход позволяет убрать из образовательного процесса в действительности чуждый ему по целям элемент преклонения, а также раскрепостить учащихся. Понятие раскрепощения здесь ключевое. Оно обуславливает желание ученика познавать и развиваться.

Сейчас, к примеру, по словам спикеров, в высшей школе право на критику у учащихся нет до тех пор, пока «студент» не поднимется в академической иерархии до определенного этапа (например, магистра, но лучше — кандидата наук). Это препятствует возможности появления диалога. Это также делает невозможным возникновение горизонтальных связей и, следовательно, обмен опытом. Так, парируя мнение консервативно настроенных сторонников академизма, отметим: даже если студент не разбирается в том, о чем спорит, именно в диалоге и открывается окно возможностей донесения до него корректной информации.

Конечно, эта идея может быть реализована только там, где отсутствует жесткий бюрократический аппарат. Пока он не выведется, не удастся изжить пагубные практики советского образования, вроде той же авторитарной фигуры учителя (не уважаемой, а именно авторитарной), считают спикеры. А ведь дискуссии о них (и о бюрократической нагрузке) ведутся на протяжении многих лет, да и на мероприятиях часто звучала мысль о необходимости пересмотра образа педагога, причем в том числе и от самих работников сферы образования.

Хорошая новость (и в какой-то степени парадоксальная), по всей видимости, заключается в следующем: пока институциональные структуры весьма комфортно себя чувствуют в иерархической модели и не собираются меняться сами, практическая разработка путей преодоления пережитков прошлого ведется внутри них самих. Учителя могут начать менять себя сами и вывести качество образовательных процессов на новый уровень.

Как можно заметить, в дискуссиях часто поднимались либо глубоко философские, либо слишком приземленные, бытовые темы, вроде проветривания помещений.

Нередко бывало так, что проблемы, с которыми не могут справится специалисты, переходили в руки представителей культуры и философии. Возможно, сегодня мы наблюдаем тот же процесс: чтобы сделать школу лучше, нужно передать ее дизайнеру, художнику, чтобы разобраться с образовательными проблемами — подпустить к ним креативщиков, продюсеров и писателей с журналистами, чтобы определиться со своей ролью в школе — философов и специалистов-культурологов.